По следам большого соловецкого расстрела 1937 года
Статья В.Иофе
Принято считать, что "большой террор", т.е. период массовых репрессий с 05 августа 1937 года по 16 ноября 1938 года оформленный оперативным приказом по НКВД No.00447 от 30.07.1937 имел целью подавить волю к сопротивлению у всего населения страны (проще говоря, терроризировать), а результат этой акции (как и результат коллективизации) обычно называют геноцидом в отношении собственного народа. Внимательный анализ событий 1937-38 годов позволяет выявить некоторые дополнительные аспекты в этой в целом верной формуле.
Прежде всего, документы, обосновывавшие проведение операции, сразу же вводят в рассмотрение национальную компоненту. Имеются в виду оперативные приказы НКВД:
No.00439 от 25.07.1937 (по репрессированию агентуры германской разведки), No.00485 от 11.08.1937 (о ликвидации кадров польской разведки) и решение Политбюро ЦК ВКП(б) No.58 от 31.01.1938 (по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев (sic!), китайцев и румын, а также болгар и македонцев) Приказы эти акцентируют необходимость усиления репрессивной политики среди данного народа. В 40-е годы, когда репрессии по национальным мотивам стали нормальной практикой советского правительства, они стали проводиться в виде массовых депортаций (как это было ранее с раскулачиванием), что отличало их от практики гитлеровской Германии, где национальные репрессии означали уничтожение нации-жертвы (евреи, цыгане) в полном объеме, что и было геноцидом, как таковым. Колоссальный процент жертв среди выселяемых определялся не столько замыслом устроителей, сколько возможностями и пониманием своей задачи исполнителями.
Поскольку в советской жизни формулировки директивного документа, как правило, имели малое отношение к его реальному исполнению, то чтобы понять смысл правительственной политики нужно каждый раз выяснить, как она реализовывалась на практике. С той точки зрения представляет интерес история "большого соловецкого расстрела" 1937-38 годов, которая позволяет понять, против кого же было направлено острие террора. История большого соловецкого расстрела такова. Особая Тройка Управления НКВД по Ленинградской области (протоколами от 09.10.37, 10.10.37, 14.10.37, 10.11.37, 25.11.37, 14.02.38) приговорила к расстрелу 1825 заключенных Соловецкой тюрьмы особого назначения. Основанием для вынесения приговора служила справка начальника Соловецкой тюрьмы Апетера (а после его расстрела, сменившего его Раевского) с характеристикой, в которой кратко излагалась суть обвинения, приведшего этого человека на Соловки, и дополнительно (хотя и не всегда) имелось резюме агентурных сведений, собранных во время пребывания его в заключении. Текст был краток, и занимал от половины до целой машинописной страницы. Никакого специального следствия не проводилось, приговор был заочный, поэтому осужденные даже не могли предполагать о грядущем изменении в своей судьбе. Во исполнение этого решения 1111 заключенных были вывезены в город Медвежьегорск и расстреляны в его окрестностях (27.10.37; 01-04.11.37), 509 человек были отправлены в Ленинград и расстреляны там (08.12.37), а последние 198, которых не успели вывезти до окончания навигации, расстреляли прямо на Соловках (17.02.38). Для целей нашего рассмотрения представляет интерес контингент жертв расстрела. Все эти люди, как и тысячи других, были ранее выявлены и осуждены, как враги советской власти. Это был первичный акт отбора, маркирующий их как нежелательных для советской власти лиц. Факт отправки на Соловки доказывал, что репрессивные органы придавали им повышенное значение, так как Соловецкий лагерь считался местом заключения для особо важных заключенных. Это можно рассматривать как акт вторичного отбора. На Соловках летом 1937 года они были переведены на тюремный режим (Соловецкая тюрьма ГУГБ НКВД), что не распространялось на все население лагеря и было отбором следуюшей ступени. Персональный выбор именно этих людей для расстрела в октябре 1937 года (из всех заключенных Соловецкой тюрьмы был уже четвертой и окончательной селекцией. Это позволяет нам считать, что мы имеем дело с группой людей, маркированных, как особо неприемлемые для советского режима, и тайное устранение которых отвечало действительным намерениям власти. Пересмотрев этот список и исключив некоторое количество случайных лиц, которые все-таки были присоединены на различных ступенях отбора (так администрация тюрьмы, воспользовавшись благоприятной для себя возможностью включила в расстрельный список несколько уголовников, нарушителей местного режима), мы получаем то, что с полным основание можно назвать квинтэссенцией террора.
Поэтому на этой стадии мы можем отойти от статистического подхода (эффективного при анализе больших чисел большого террора) и сосредоточиться на выявлений категорий жертв и отдельных лиц, так как в данном случае под покровом массовости репрессий обнаруживается истинная сущность и смысл происходивших событий.
Прежде всего среди жертв расстрела присутствуют те представители национальных элит, которых можно было посчитать носителями идей политического национального сепаратизма, действительного, потенциального или воображаемого К ним относится:
1. Украинские политические деятели периода независимой Украинской республики, ориентированные на независимость Украины, такие как члены петлюровского правительства А.В.Крушельницкий (с семьей), А.Барбар, офицеры Украинской Галицкой Армии. Но здесь же оказываются и политические деятели Советской Украины, члены КП(б)У и советские патриоты, которых можно тем не менее воспринимать, как защитников национальных украинских интересов, и тем самым как потенциальных национальных лидеров, такие как члены Советского правительства УССР М.Н.Полоз, В.А.Олейник, М.Р.Павлов, И.П.Тур-Запаренок и др (как мы знаем, действительно, при развале Советского Союза партийная элита оказалась ревнительницей независимой Украины).
2. Белорусская политическая элита. Безусловно не имевшая выраженных сепаратистских политических установок, однако в силу своего положения и ориентации на местные интересы воспринимавшаяся, носительницей потенциальной политической угрозы (замнаркомхоз БССР Ф.Волынец; ранее осужденный по делу “Белорусского национального центра”, экономист М.Бурсевич и др.), а также большое количество белорусов-священников католической церкви.
3. Татарская политическая элита включающая в себя 9 человек, ранее осужденных по так называемому "султан-галиевскому делу", т.е. за реальный татарский политический автономизм во главе с Измаилом Фирдевсом (Сталин писал, что в действительности Фирдевс руководил Султан-Галиевым).
Вторую группу представляют носители альтернативных идеологий, угрожающих идеологической монополии ВКП(б). Это в первую очередь носители идей русской национальной государственности: участники гражданской войны, бывшие офицеры, бывшие участники народных восстаний (например, 36 человек осужденных в Новосибирске). Сюда же повидимому по логике власти относятся те заключенные представители интеллигенции (научные работники Н.Дурново, В.Розенмейер, Г.Тюрк, осужденные ранее по “делу славистов”), которые были маркированы, как носители идей русского национализма, в номенклатуре властей - “национал-фашисты”. Во время противостояния СССР и гитлеровской Германии, национал-фашизм воспринимался как серьезная потенциальная политическая угроза режиму.
Второй идеологической опасностью власть считала собственную, но ненормативную коммунистическую (социалистическую) идеологию, исповедуемую вне рамок бюрократически заданных форм и указаний, то, что в эту пору покрывалось термином “троцкизм”. В эту категорию попадали представители вполне лояльной советской интеллигенции и рабочих, всерьез озабоченных проблемой “улучшения” социализма или ранее где-то, когда-то неправильно голосовавших.
Третьей конкурентной идеологической опасностью власть воспринимала религию во всех ее формах и конфессиях. Поэтому в списках соловецкого расстрела мы обнаруживаем четырех православных епископов: известного деятеля оппозиционного иосифлянского движения, епископа воронежского Алексия (А.В.Буй), но также и курского Дамиана, тамбовского Николая, самарского Петра. Среди расстрелянных один католический епископ - апостолический администратор Грузии Шио Батманошвили, и более 30 католических священников из Украины, Белоруссии, Республики Немцев Поволжья, а также миряне - католики восточного обряда России. Среди расстрелянных и священник Петр Вейгель командированный Конгрегацией восточных церквей Ватикана для проверки фактов притеснения католиков в СССР. Протестантское направление христианства представлено в списках соловецкого расстрела В.И.Колесниковым, председателем Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов (ВС ЕХБ).
Повидимому эти три идеологических направления в глазах советской администрации воспринимались равно враждебными, что приводило к парадоксальным, но характерным контаминациям. Известный христианский богослов (совершенно очевидно “восхвалявший Христа”) П.А.Флоренский (он был в этапе направленном “для исполнения” в Ленинград) был первоначально осужден за “восхваление Гитлера”, а к расстрелу приговорен за “восхваление Троцкого”.
И, наконец, третью группу составляют представители национальных культурных элит, не имевшие специальной политической ориентации, но обладавшие духовным, нравственным или культурным авторитетами в своей среде. Сюда относятся:
1. Русская национальная группа.
Национальная интеллигенция: литераторы В.Бестужев-Рюмин, Г.Жантиев, уже упомянутый богослов священник П.Флоренский; защитник в деле Бейлиса, а в советское время Пуришкевича адвокат А.Бобрищев-Пушкин и др.
Советская интеллигенция. Писатели: Л.Грабарь-Шполянский, А.Бескина, Е.Мустангова и др., преподаватели, научные работники, служащие.
Квалифицированный пролетариат (в понятиях официальной идеологии считающийся национальной элитой). В том числе осужденные в Ленинграде 16 человек рабочих судостроительного завода им.Жданова, 9 человек рабочих Пролетарского паровозоремонтного завода, 13 человек рабочих Охтенского химкомбината и т.д.
2. Украинская национальная группа
Национальная интеллигенция (режиссеры А.Курбас, Д.Ровинский, литераторы Н.Кулиш, В.Пидмогильный, академик С.Рудницкий, профессора Н.Зеров, В.Пидгаецкий, П.Филиппович, Е.Черняк, В.Чеховский, М.Яворский
3. Немецкая национальная группа
Священники приходов Республики Немцев Поволжья.
4. Польская национальная группа (всего 98 человек)
Священники католической церкви (всего 34 человека),
5. Узбекская национальная группа
Ранее (в 1932) осужденные по делу “Милли истикляр” в Ташкенте В.Абду, И.Мулла, А.Ходжаев.
6. Удмуртская национальная группа
Национальные просветители: К.Чайников (писатель Кузебай Герд), поэт К.Яковлев, И.Бурдюков
7. Цыганская национальная группа
Избранный цыганский король Гого Станеско и его окружение
8. Корейская национальная группа
Представитель Корейского союза в Москве Ан-Тай-До.
Подводя некоторые итоги рассмотрения этого уникального списка можно определенным образом увидеть, что истинным внутренним смыслом террора было уничтожение национальных элит и достижение идеологической унификации советского общества, т.е. целью государственной политики советской власти был не геноцид населения, а осмысленный этноцид, как уничтожение национального своеобразия народов населяющих СССР, и лишение народов национального личностного образа. Разумеется, это неизбежно вело к уничтожению носителей национального самосознания.
Кроме этого общего итога следует отметить одну неожиданную особенность данной операции. Среди отобранных для уничтожения категорий высокий процент занимают, во-первых, римо-католики и во-вторых, рабочие ленинградских заводов, т.е. тот самый передовой питерский пролетариат, именем которого и легитимизировала свою деятельность коммунистическая власть страны. Это можно признать местной особенностью, но при этом она с трудом поддается объяснению. В качестве рабочей гипотезы предположим, что коммунистическая идеология, отвергая на словах тезис о том, что сознательное рабочее движение в действительности тяготеет скорее к социал-демократии, чем к большевизму, втайне признало, что квалифицированный рабочий класс не является базой для коммунистической власти, а скорее противостоит ей (что еще в 1921 году продемонстрировали массовые стачки на петроградских заводах).
1 июля 1997 года многолетний поиск следов “соловецкого расстрела”, который вел санкт-петербургский “Мемориал” был завершен. Объединенная экспедиция санкт-петербургского и карельского “Мемориалов” обнаружила в лесу у 19 километра шоссе Медвежьегорск-Повенец место, где в период “большого террора” были расстреляны и захоронены все эти люди. Это место, урочище Сандормох, оказалось той фабрикой смерти, где в течение долгого времени расстреливали заключенных Беломорканала (среди которых настоятель Александро-Невской лавры Сарцедотский, невестка генарала Брусилова Варвара Ивановна Брусилова, ранее осужденная по известному церковному шуйскому делу и многих других), а также рыбаков, крестьян и охотников из близлежащих районов Карелии, где местное НКВД выполняло свою местную плановую норму.
Рядом с каждым областным центром бывшего СССР имеется расстрельное кладбище коммунистического режима, где лежат жертвы региональной борьбы за прекрасное будущее человечества. Но только рядом с лагерными комбинатами НКВД имеются места, где в расстрельных ямах собраны вместе представители всех регионов, всех вероисповеданий, всех политических взглядов, объединенные карательной политикой советской империи. Сегодня, когда империя перестала существовать, и народы разошлись по своим отдельным путям, эти ямы остались нашим общим наследием, уроком для будущего, который не должен быть забыт. 27 октября 1997 года в 60-ую годовщину соловецкого расстрела “Мемориал” предполагает открыть в Сандормохе памятный знак, пригласив туда и родственников казненных и официальные делегации новых стран и автономных регионов России, чтобы еще раз напомнить миру о бессмысленности политического насилия в надежде способствовать политическому устроению Восточно-Европейской равнины более безопасным для ее населения способом, чем это удалось в ей ХХ веке.